Легенда, все легенда...

Есть три спектакля, которые я никогда не буду оценивать с какой-либо претензией на профессиональность, потому что стоит мне услышать обрывок музыки, случайно откопать в шкафу старый билет - и будущий психиатр превращается... психиатр превращается... превращается психиатр... в визжащую фанатку. Эти спектакли - "Кроткая" в МТЮЗе, питерский мюзикл "Бал Вампиров" и, разумеется, Юго-Западный "Дракула". Так что трезво оценив свои возможности как эмоциональной единицы, я решила не катать на просмотренное 12-го числа действия действие отдельную рецензию. Все равно же буду игнорировать недостатки и заливаться о достоинствах.

Черкну только о самом важном. С момента моего знакомства с "Дракулой" в 2013 году титул Носферату разделил с Алексеем Матошиным Георгий Иобадзе. Я, признаться, сильно прокисла, когда увидела незнакомое имя в программке - уж больно прикипела душой к Матошину, настолько, что одному из своих героев приписала монотонные, тягуче-зловещие манеры его Дракулы. Однако Дракула Иобадзе тоже, как оказалось, имеет свою прелесть: он просто совсем другой. Дракула-Матошин тосклив, взбудоражен, будто неизлечимо болен, Мина внимает его речам и становится бессмертной на короткий миг до заката как будто из жалости. Тем страшнее, когда таким тихим голосом, таким вкрадчивым манером он то заманивает Люси на смерть, то шепчет нежности Мине, то повелевает волкам терзать Джонатана, то ведет светскую беседу. Он абсолютно непредсказуем. Иобадзе же напротив, динамичен, напорист, источает мужскую агрессию и неподражаемо двуличен: в замке мы видим хрюкающее, подвывающее и качающееся на руках под потолком чудище, с трудом, будто по самоучителю, воспроизводящее человеческую речь, а в салоне Люси Вестенра уже опрятного, чуть нагловатого обаятельного джентльмена. Выводы - с обоими Дракулами спектакль более чем достоин. Просто с Иобадзе это действительно близко к первоисточнику о противном старикашке, пьющем кровь наивных агентов по недвижимости, а с Матошиным это история о очень больном и очень влюбленном человеке.

Единственное, где мне Иобадзе показался значительно уместнее Матошина - прости, любимый! - так это в конце, когда Граф с Миной погибают, зажатые в кольце новоявленных охотничков. Матошин как будто и не противится неминуемой кончине: лишь склоняет голову на грудь своей возродившейся жены в предвкушении забытья. Иобадзе же настолько яростен, настолько неуемен в своем желании обратить, поработить, осквернить, что до последнего момента веришь: чудовище слишком сильно, оно вырвется и улетит прочь из круга святой воды, плачущих зеркал, не может оно погибнуть от рук этих смешных, неумелых англичан...

Почему смешных? Потому что Ван Хельсинг в исполнении неподражаемого Леушина - единственный в отряде "воинов света", кто действительно может как-то противостоять Дракуле своим старым распятием и бесконечной верой. Остальные - недалекий Моррис, подлый Стюард, бесхребетный Ренфильд, да влюбленные дураки Артур Холмвуд и Джонатан Харкер, никак не разумеющие, что не могут ничего дать своим обожаемым девочкам. В интерпретации Валерия Беляковича эта история в том числе и о женском отчаянии, ведь в бесправной Викторианской Англии Мина и Люси могут обрести свободу только вместе с клыками Носферату.

Думаю, что этот спектакль следует смотреть сразу после "Портрета Дориана Грея", как в порядке печати обоих романов. Поглядеть на метаморфозу, охватившую Британское общество за каких-то семь лет. Еще во времена "Дориана" оно ухмылялось и плясало, и купалось в собственном пороке, зная, что жертва лишь одна - идеальный человек Дориан Грей, а им ничего не грозит. Ну а теперь, когда зловещий, неброско одетый Граф Д шагает посреди них, играюче впиваясь в шеи не только вздорных девиц, но и таких, казалось бы, далеких от сладкого порока людей, как агентов по недвижимости, оно растерялось. Оно крадется в три погибели в темноте под мрачную музыку, само неотличимое от легиона Дракул - и вглядывается, вглядывается в зеркала. Кто из нас Граф Д - уж не я ли сам? Отражаюсь ли я все еще там - или слишком поздно?.. Ван Хельсинг предлагает и зрителю напоследок посмотреть в обманчивое стекло, и сам облегченно вздыхает, увидев в нем себя.

Есть для нас надежда, есть целый век впереди, чтобы исправиться. Главное, не забывать о своем отражении, о своем портрете - кому что - и полировать, тщательно полировать, не давая исчезнуть и зарасти гнилью. И, может, еще ненадолго останемся людьми...